Угловые - Страница 8

Женщина заплакала.

— Не хнычь… — остановила ее Марья. — Помогутъ… Передъ праздникомъ хорошо помогутъ. Пиши только побольше прошеньевъ…

— Милая, да вѣдь и до праздниковъ тоже пить, ѣсть надо. Махонькому-то молочка, булку… Ну, старшенькій-то хлѣбъ ѣстъ, а младшенькому-то и кашки сварить надо. А откуда взять? Я и такъ вся перезаложилась. Все, все теперь хорошее перезаложено, что при мужѣ накопила.

— Подавай прошеніе въ общество для закладовъ — выкупятъ, — сказала безмѣстная кухарка Аѳанасьевна. — Кое-что выкупятъ. Я у Каталихи въ восьмомъ номере въ углу жила, такъ тамъ, женщина одна насчетъ теплаго пальто прошеніе подавала — ей выкупили.

— Да, надо подать, хоть и грѣхъ, можетъ статься. Смотри, какая я обдерганная хожу. Все заложено, — плакалась молодая женщина.

— А ты грѣхъ-то въ орѣхъ….- въ утѣшеніе сказала ей Марья и засмѣялась. — Не отъ бѣдныхъ просишь, а отъ богатыхъ. А богатые на то и есть, чтобы бѣднымъ помогать. Обязаны.

Михайло слушалъ и перебилъ:

— Ну, такъ что-же… Чѣмъ зря бобы разводить, бѣги въ лавочку за бумагой. Такъ ужъ и быть, напишу я вамъ прошенія. Только, чуръ, по пятачку и въ воскресенье мнѣ на угощеніе сложиться.

— Какъ сказано, миленькій, какъ сказано. Мы не отопремся, — проговорила Калиновна. — Аграфенушка, сбѣгай въ лавочку, у тебя ноги-то молодыя… Сбѣгай и купи бумаги. Сейчасъ я дамъ деньги, — обратилась она къ молодой женщинѣ. — А я за твоимъ ребенкомъ присмотрю.

Аграфена засуетилась, чтобы бѣжать въ лавочку, но ей загородила дорогу поднявшаяся съ койки безмѣстная кухарка Аѳанасьевна.

— На вотъ… Отдай дѣтишкамъ… Пусть поѣдятъ, — сказала она и передала краюшку пирога.

Аграфена разсыпалась въ благодарностяхъ.

VII

Дня черезъ три на дворѣ дома, гдѣ снимала квартиру для своихъ жильцовъ Анна Кружалкина, опять навезли три воза городскихъ дровъ для раздачи бѣднымъ, и распредѣлили ихъ по полусаженно между подававшими прошенія о дровахъ. Анна Кружалкина, подававшая также прошеніе, опять не получила дровъ, а двѣ угловыя жилицы изъ сосѣдней квартиры оказались съ дровами. Это взорвало Кружалкину и она подняла на дворѣ цѣлый скандалъ, ругаясь съ возчиками, хотя тѣ были ни въ чемъ не виноваты. Разумѣется, возчики не остались въ долгу и отругивались въ свою очередь.

— Угловыя жилицы! Вѣдьмы! Чертовки! Ну, на что угловымъ жилицамъ дрова? — кричала она на дворѣ. — Живутъ на готовомъ теплѣ и дрова получаютъ! Вѣдь все это опять въ ненасытное брюхо нашего рыжебородаго лавочника провалится. Ему продадутъ. Съ какой стати тебѣ, выдрѣ, дрова, если твой уголъ хозяйка Спиридоновна обязана отапливать? — обратилась она къ тощей женщинѣ Акулинѣ, кутавшейся въ сѣрый платокъ и стоявшей около своей кучки дровъ, выброшенной на дворъ.

— А съ такой стати, что у меня трое ребятишекъ малъ-мала-меньше, — отвѣчала женщина въ шапкѣ.

— Такъ ты на ребятишекъ своихъ деньгами проси. А то дрова! Да и какія у тебя трое дѣтей! У тебя дѣвченка ужъ въ ученье къ бѣлошвейкѣ сдана.

— Да вѣдь сдана она у меня на моей одежѣ, а двое-то все-таки при мнѣ.

— Ну, такъ ты про одежу и расписывай въ прошеніяхъ, волчья снѣдь ты эдакая.

— Не ругайся, а нѣтъ вѣдь я и сама горазда, отругиваться. Вишь, мурло-то наѣла съ жильцовъ!

— Наѣшь съ васъ, голопятыхъ, коли по двугривенному выбирать приходится за углы. Хуже папертныхъ.

По отъѣздѣ со двора возницъ сейчасъ-же на дворѣ собралась компанія квартирныхъ хозяекъ и стала обсуждать, какъ могла получить дрова угловая жилица Акулина, если и ея квартирная хозяйка Спиридоновна получила свою порцію дровъ по прошенію, а на одну квартиру больше какъ въ однѣ руки не даютъ.

— Безъ справокъ. Справиться забыли. А Акулина просила на троихъ дѣтей, — говорила Спиридоновна, хотя въ душѣ была очень рада, что Акулинѣ удалось получить дровъ, ибо та сейчасъ-же свою полусаженку перепродала ей за рубль съ двугривеннымъ, сдѣлавъ такимъ манеромъ уплату за полкомнаты, которую занимала.

— Но вѣдь у того, милая, кто раздаетъ дрова, тоже списки есть. Если въ домѣ номеръ семнадцать въ квартиру подъ номеромъ восьмымъ выдана полусаженка, то ужъ на этотъ номеръ больше и не даютъ, — возражала другая квартирная хозяйка старуха Езопкина. — Просто счастье какое-то этой Акулинѣ! Собачье счастье! Осенью въ публикацію въ газетахъ попала — и чего-чего ей барыни не нанесли.

Акулина была тутъ-же.

— Не счастье, а умъ, — пояснила она и тронула себя пальцемъ по лбу. — Не пропила я ума своего — вотъ что. Умъ… Домъ-то вѣдь нашъ угловой, на двѣ улицы, съ одной улицы подъ номеромъ двадцать первымъ, а съ другой подъ номеромъ семнадцатымъ. Поняли? Спиридоновна подавала прошеніе о дровахъ на квартиру номеръ восьмой изъ дома номеръ двадцать первый съ одной улицы, а я на квартиру номеръ восьмой изъ дома номеръ семнадцатый съ другой улицы. А благодѣтели-то провѣрки не сдѣлали и ничего этого не сообразили. Поняли?

Акулина призналась, улыбнулась и подбоченилась, самодовольно посматривая на хозяекъ.

— Вотъ вы и знайте Акулину! — прибавила она.

— Ахъ, ты дохлая! — вырвалось у хозяекъ. — Бабенку плевкомъ перешибить, а она, смотрите, какъ ухитрилась! Ловко, Акулина, ловко! Ужъ хоть и надо тебя ругать, а за хитрость простить тебя слѣдуетъ.

Шедшая изъ мелочной лавки съ кускомъ ситнаго хлѣба угловая жилица-папиросница, извѣстная на дворѣ подъ именемъ Соньки-модницы, услыхавъ этотъ разсказъ, сейчасъ-же проговорила:

— Что-жъ, и я такое-же прошеніе подамъ.

— Сколько хочешь подавай. Тебѣ все равно ничего не выйдетъ, — отвѣчала ей Акулина.